Про коляску: Stand Up: Алексей Щербаков — Детская коляска за 44.000 рублей смотреть онлайн видео от StandUp в хорошем качестве.

Анекдоты про коляску

25 Августа 2022 12:16

• В любви — как на мотоцикле: третий либо лишний, либо в коляске.

• Едут три человека на мотоцикле, без коляски. Мент увидев такое дело бешено машет жезлом пытаясь их остановить. Один из мотоциклистов увидев это кричит менту:
  — Ну куда мы тебя посадим, на голову, что ли?

• Улица. У магазина стоит коляска. Голос из коляски:
  — Ну бл*, обоссался! Ну пи*дец, еще и обосрался!
  Идет мимо мужчина и говорит:
  — Мальчик ты еще маленький, ходить не умеешь, а уже матом ругаешься.
  — Дядя, а ты ходить умеешь?
  — Умею.
  — Ну вот и пи*дуй отсюда.

• Старушка заглядывает в детскую коляску.
  — Ой, какие чудесные близнецы! Оба мальчики?
  — Нет, только тот, что слева. Справа — это дыня…

• Блондинка — брюнетке:
  — Велосипед вот хочу себе купить.
  — Милая, в твоём возрасте уже нужно думать о том, чтобы коляску детскую купить, а не велик.
  — Ну согласись, я очень нелепо буду в детской коляске смотреться.

• Старушка с интересом рассматривает коляску:
  — Какие прелестные близнецы! Оба мальчики?
  — Нет, только слева, — отвечает хозяин коляски.
  — Справа дыня.

• Молодой папаша везет в коляске мальчика, который еще не умеет произносить осмысленные слова. Отец пытается его научить родной речи.
  — Скажи «папа».
  — Бе—е—е.
  — Папа!!
  — Бе—е—е!!
  — Папа!!!
  — Бе—е—е!!!
  — Папа, бля!!!!
  — Бля—я—я!!!!

• — В соревнованиях по мототреку выиграл русский мотоциклист.
  — Он первым додумался отцепить коляску с напарником…

• Молодые супруги, гуляя с коляской, рассуждают о будущем своего ребёнка… Жена:
  — Он будет великим музыкантом!
  Муж:
  — Нет — он будет знаменитым учёным, академиком!
  Голос из коляски:
  — Хуядемиком, с их—то зайплатой…

• — Дорогой, это совсем не наш ребенок!
  — Тихо дура! Зато коляска посмотри какая дорогая!

• Новость:
  — с 2012 года «АвтоВАЗ» будет выпускать инвалидные коляски!
  — А сейчас завод чем занимается?
  — Они создают клиентскую базу для будущего производства.

• — Что вас интересует, женщина?
  — Детские коляски.
  — Если вы хотите, чтобы с ребёнком чаще гулял муж, тогда возьмите вот эту, с пепельницей и открывалкой для пива.

• Первое сентября. Забираю старшую дочь из школы. Пришла с коляской (младшей 3 недели). Коляску тут же облепили подружки старшей: смотрят, умиляются. Тут одна из них, неисправимая сладкоежка, выдаёт: «Она такая миленькая, такая миленькая…, ну как чупа—чупс с ручками!»

• У входа в магазин:
  — Дорогая, это же не наш малыш!
  — Дорогой, но ты посмотри, насколько эта коляска лучше нашей!

• Парень сидит на лавочке в парке и видит, как по дорожке едет в инвалидной
  коляске
  очень красивая девушка без ног. Парень не может сопротивляться внезапно
  нахлынувшим чувствам и, подойдя к коляске, начинает знакомиться с девушкой.
  Они гуляют по парку, разговаривают, и через некоторое время парень
  понимает,
  что очень хочет эту девушку. Смотрит ей в глаза и понимает, что она
  тоже не против,
  но как осуществить желаемое? «не волнуйся» — говорит девушка — «там
  за поворотом
  есть забор, а в заборе гвоздик, а у меня сзади на одежде пришита петелька.
  Ты повесишь меня за петельку, и у нас все получится».
  Полчаса нежной страсти, но все хорошее когда—нибудь заканчивается.
  Парень снимает девушку с гвоздика и нежно садит ее в коляску. И тут
  девушка начинает
  безудержно плакать.
  — Что случилось» — встревожился парень, — я тебя чем—то обидел?
  — Нет, просто ты первый…
  — Милая, неужели я у тебя первый?
  — Первый кто снял меня с гвоздика…

• Встречается кинолог со старым другом, с которым не виделся много лет, а у того — коляска с двойняшками.
  — Ой какие прелестные! А как из зовут?
  — Дима и Даша
  — Четвертый помет, — догадался кинолог.

• Ты слышал, что «АвтоВАЗ» будет выпускать инвалидные коляски!
  — Интересно, а чем же они на данный момент занимаются?!
  — Как чем, конечно же создают базу клиентов…

• Девяностолетний лорд Дэрнли, как обычно, сидел утром у открытого окна своего дома в Лейн—парке, наблюдая за прохожими. Внезапно на одной из аллей он заметил хорошенькую нянечку с детской коляской.
  — Джеймс, Джеймс, — крикнул он слуге, — подай мне поскорее мои зубы, я хочу ей свистнуть!

• Еврейка катит своего внука в коляске. Ее останавливает женщина и говорит:
  — Какой замечательный ребенок.
  — А, да разве это что—то. Вот вы бы видели его фотографии!
  

• Объявление в газете:
  — Куплю инвалидную коляску и фильтры для базара.

Про коляску ORTONICA Pulse 170

Про коляску ORTONICA Pulse 170

В связи с колебанием курса валют возможно изменение стоимости на некоторые товары. При обработке Заказа менеджером итоговая сумма может измениться.

Два раза пришлось уже отказываться от коляски которую пыталось всучить мне государство в лице фонда социального страхования. Коляски чаще всего предлагают совсем убогие, для улицы мало приспособленные, да и ничего не регулируется почти. Мне же нужна такая чтобы была максимальная регулировка всего и вся. Надоело мне ждать, что опять в всунут что-нибудь не то что мне надо и решил приобрести сам. На сайте инвалидные-коляски.ру выбрал модель коляски Ortonica Pulse 170, которую там же и приобрёл. Покупали за наличные, коляску забрали родственники, с покупкой не было никаких проблем. Выдали все документы, которые я потом подал на компенсацию, так что деньги мне государство за неё вернуло полностью. Можно было конечно взять коляску ещё немного подороже, но по деньгам тогда потянул только такую.

Коляска достаточной мощности, двигатели где-то по 450 Вт. На сколько аккумуляторы, нигде на сайтах не указывается, а вскрывать и лезть внутрь надобности пока нет, но насколько я разбираюсь в колясках здесь они должны быть от 35 до 37 Амп/час. При средней продолжительности прогулок, хватает на 2-3 дня, конечно можно и за один день просадить, если кататься по долгу. Коляска складывающаяся, для этого необходимо снять блок с аккумуляторами, после чего она спокойно влезет в багажник любого хэтчбека или универсала. Сиденье приятное, мягкое, как и спинка. Регулировки меня полностью удовлетворяют, можно удобно опустить спинку, отрегулировать подножки во всех направлениях и больше всего понравилось, что боковинки можно немножко раздвинуть, так как тазобедренная кость от долгого сидения у меня немного перекорёжена и мне для комфорта надо сиденье коляски шириной 48-50 см. Подлокотники здесь анатомические с углублением под локоть, чего я раньше не встречал ни на одной другой коляске, очень удобно, ещё бы длину у них побольше, а то коротковатые слишком. Вот с подголовником я так и не смог подружиться, у него есть определённый предел и ниже его не сделаешь.

Понравились колёса с широкими и глубокими протекторами, сами пневматические, но это даже хорошо, так как никаких рессор тут нет и благодаря таким колёсам коляска довольно плавно едет по не большим ямкам и бугоркам на дороге. Небольшие бордюры переезжает спокойно, спасает положение довольно высокий дорожный просвет, можно не бояться, что сядешь аккумуляторами на какую-нибудь кочку или препятствие.

Так что проходимость у неё для города волне на уровне. В стандартный лифт входит, по асфальту прёт на высокой скорости, так что в целом очень достойная машинка! Сзади имеется даже сумка для поклажи, а спереди болтается мини-барсетка чтобы вложить смартфон, ключи или кошелёк. Советую эту коляску тем, кто живет в городе, по асфальту она гоняет прилично, многие бордюры преодолеваются без проблем, заехать может на любой нормальный пандус, куча регулировок и удобная сумочка и кармашек под мелочевку. Отличный городской агрегат!

Святослав.

24.02.2019

---

Коляска Ortonica Pulse 170

Как коляска воплощает в себе родительские надежды и страхи ‹ Literary Hub

Мой первый идеал материнства, до Воспитание Бебе или фраза «родительская привязанность» или приписывание материнской преданности месяцам грудного вскармливания завершены, исходили от гравюры в рамке « мать и дитя на зеленом фоне» Мэри Кассат висит в моей детской спальне.

Я выбрала гравюру из Музея Орсе, когда мы с мамой посетили его незадолго до рождения моего брата. Мне было семь лет, и я уже начинал чувствовать, особенно при осознании того, что скоро в доме появится младенец, что мое собственное детство быстро уходит позади меня. Я также начала воспринимать младенцев, мочалки и детские коляски как что-то милое и нежное, по чему мне хотелось скучать, хотелось чувствовать себя немного сентиментально.

В Мать и дитя на зеленом фоне , молодая викторианская мать, ее каштановые волосы собраны в аккуратный, но мягкий пучок, прижимается носом к щеке своего ребенка, который смотрит вперед, одет в белую ночную рубашку и сосет грудь. пухлая рука. Как и во многих картинах Кассат, в матери есть что-то сверхъестественно доброе, а в ребенке есть что-то херувимское, но не приторное. Даже в годы юношеской ворчливости, одинокой юности я сохранила отпечаток (правда, в шкафу, а не на стене), и теперь он висит в спальне сначала Теи, а потом Саймона.

Попытка придать ценность работе, которую требует материнство, может иногда основываться на карикатурном изображении детей или даже насмешках над ними — иногда обыденный характер кормления, уборки и одевания маленьких детей, бессмысленные требования дошкольных общественных мероприятий, потенциальная потеря зрения себя в требованиях родителей. В то же время понимание требований материнства также требует признания уязвимости, открытости, удивления тех же самых детей и вытекающей из этого угрозы, как родителя, стать подавленным.

И все же рассказ, который позиционирует материнство как предопределенное социальное, моральное или даже религиозное благо не только для детей, но и для женщин, ставших их матерями, вызывает представления викторианской эпохи о культе домашнего очага и набеги 21-го века на биологический эссенциализм. Истина о том, что делает материнство и материнство ценными для меня, включает в себя обыденное и бессмысленное, признание уязвимости и, как бы сложно это ни было выразить, моральную ответственность, связанную с заботливым воспитанием детей.

Истина о том, что делает материнство и материнство ценными для меня, содержит мирское и бессмысленное, признание уязвимости.

В какой-то момент, став взрослым, я узнал, что многие люди считают Кассат слишком сентиментальной. Я понимаю эту точку зрения, но не разделяю ее. Мягкость ее матерей, обнаженные детские попки, смесь тоски и удовлетворения в глазах обеих сторон, лесные тропинки и весельные лодки, гостиные и скамейки в парке — все это вызывает личную уверенность в чистоте и стойкости материнской любви. Смешение материнства с чистотой потенциально может быть сентиментальным и опасным, но я думаю, что картины Кассат не являются ни тем, ни другим.

Я люблю картины Мэри Кассат, потому что они напоминают мне о том, каково это быть воспитанным моей любящей, щедрой, нежной, заботливой мамой. Работы Кассат также напоминают о телесности — круглые щеки, ванны, объятия — тех ранних лет, которые я провела со своими собственными детьми. То, что я чувствую к своим детям , сентиментально. Желание, которое у меня есть, держать их крепкими, чистыми и безопасными, настолько всепоглощающе, что существует одновременно и на буквальном, и на абстрактном уровнях. Я готовлю еду, наношу солнцезащитный крем, требую велосипедные шлемы, автокресла с клипсами и пряжки для колясок; и даже теперь, когда они не пухлые ангелоподобные младенцы, а дети с длинными конечностями, я чувствую сильное сочетание облегчения, целеустремленности и удовлетворения, когда, с мокрыми волосами и только что вымытыми из ванны после долгого дня, проведенного в лесу, они засыпай рядом со мной, пока я читаю вслух книгу о волшебстве фей, волшебников или говорящих лисиц.

В книге «Мэри Кассат: современная женщина или культ истинной женственности» Норма Броуд объясняет призму, через которую Кассат, женщина, у которой никогда не было детей и которая многого добилась в профессиональном и публичном плане, стала защищаться определенной группой консервативных викторианских женщин: «Образы Кассат счастливых и состоявшихся матерей, окруженных детьми, являющимися олицетворением добра и невинности, эти картины, обожествляющие материнство и его радости, были написаны в эпоху большой, даже истерической общественной озабоченности снижением рождаемости в Франция», — эта озабоченность громко отозвалась в современных американских разговорах.

Викторианское отношение к достоинству женщины часто ограничивалось аргументами о нравственности материнства — женщины заслуживали уважения, потому что материнство — это глубокая моральная и этическая работа — и аккуратной викторианской сортировкой мужчин и женщин посредством «концепции «равенства в различиях», Философия, которая «выступала за разделение труда по половому признаку в обществе и семье».

Безусловно, материнство следует ценить, в том числе за глубокую этическую и нравственную работу, с которой оно сопряжено. Но эта викторианская тенденция определять ценность женщины одним лишь материнством усложняла как работу Кассат, так и ее восприятие: если ценность женщины определяется ее работой как матери, как насчет изображений материнства, сделанных женщиной, которая сама не является матерью?

Во многих сказках и классических детских романах, которые я читал Тее и Саймону, любящие матери, теплые и мягкие женщины противопоставлены женщинам холодным и далеким. Иногда эти женщины бывают мачехами, ведьмами или завистливыми опекунами сирот. Когда мои дети проводят часы в мирах своего общего воображения, злодеи миров представляют собой коллажи из

Маленькая принцесса Мисс Минчин и Лев, колдунья и платяной шкаф Джади и Рапунцель похищает ведьму-мать из диснеевского мультфильма.

Мне нравится говорить себе, что, возможно, в этих воображаемых сценариях матери Мэри Кассат, на которых, я надеюсь, я могла бы походить в свои лучшие дни, просто не на месте, ожидая, чтобы налить им ванну. Архетип хорошей матери противостоит плохой. В конце концов, многие образы викторианского материнства, такие как богато украшенная дорогая детская коляска как ценный потребительский предмет, который принадлежит элите, но используется в основном классом слуг, напрямую связаны с архетипами матерей и воспитателей.

В рассказе ирландского писателя Родди Дойла «Коляска» Алина, польская няня (может быть, современная версия няни Кассат?) с нервирующей смесью сочувствующей предыстории и убийственных заблуждений, проводит свои первые дни с богатым Дублином. семья катает младшего ребенка на долгих утренних прогулках в старомодной детской коляске. Работодательница Алины, замкнутая, контролирующая и жестокая женщина, рассказала ее старшим дочерям, что коляску ребенка преследуют привидения. Алина ненавидит этих избалованных и жестоких детей старшего возраста, но нежно заботится о младенце, и с ним она идет по тропинке вдоль воды, где встречает любовника, за что ее в конечном итоге унижают.

Смешение материнства с чистотой потенциально может быть сентиментальным и опасным.

История Дойла, написанная в 2005 году, читается как современная, и в результате коляска кажется преднамеренно анахроничной. Алина замечает, что не видела ничего подобного уже много лет, и что это напоминает ей коляску, в которой ездила ее бабушка. В то же время коляска является важным оборудованием для работодателя Алины, женщины с высоким статусом в карьере, привязанной к мобильному телефону, которая даже своим детям зовется только своей фамилией (О’Рейли) — кажется, даже больше. важнее, чем ребенок внутри. «Не царапайте бока, — говорит она Алине, — это очень ценно». Когда Алина спрашивает, является ли коляска семейной реликвией, О’Райли отвечает: «Нет… мы ее купили… просто будь с ней осторожнее». В отличие от громоздкой старомодной коляски, другие женщины, с которыми Алина проходит во время своих ежедневных прогулок, «толкали современные, более легкие детские коляски, четырехколесные и трехколесные. Алина завидовала им. Коляска казалась тяжелой, и ветер с моря постоянно бил в ее капот».

На многих викторианских изображениях младенцев в колясках — черно-белых фотографиях с жесткими телами или, например, на «Медсестра: ребенок в саду» Мэри Кассат — изображена не мать, а наемная сиделка с ребенком. Как будто, как подразумевала Ирэн Вембуи, жесткие борта коляски, буквальное расстояние руки от опекуна, толкающего ее, также воспринимаются как сигнал эмоциональной жесткости и дистанцированности.

В рассказе Дойла внимание матери к денежной ценности коляски и вытекающее из этого стремление превратить средство передвижения ребенка во что-то пугающее, чтобы сохранить его, иллюстрирует ее холодность. Но даже Алина, которая более тепло относится к ребенку, использует коляску как средство дистанцироваться от него. Когда Алина встречает своего возлюбленного на ежедневных прогулках с коляской, ребенок лежит в стороне, пока пара целуется. «[Ребенок] улыбнулся; он взбрыкнул. Он начал плакать. Коляска качалась на пружинах».

В статье для Канадского журнала ирландских исследований Молли Э. Фергюсон считает, что сборник «Депортированные», в котором фигурирует «Коляска», посвящен тому, как Ирландия пересматривала свои отношения с эмиграцией в первые годы 21-го века. С этой точки зрения отношения между Алиной и ее жестоким работодателем кажутся символом расплаты с классом и властью. Когда Алина начинает расширять историю, которую О’Рейли рассказывала о коляске с привидениями, в историю о привидениях, чтобы напугать титулованных старших дочерей, она делает это со злым умыслом. Алина ненавидит их и хочет убить, хотя «на самом деле она не стала бы убивать девочек. Она не могла этого сделать… но напугала бы их».

История коляски с привидениями Алины связана с лесорубами, ведьмой в темном лесу, которая похищает всех младенцев в городе, увозя их в старой ржавой коляске, чтобы украсть их кожу. Сказка становится настолько живой, что в нее начинают верить и старшие девочки, и сама Алина. В заключении «Коляски» Алина убивает своего работодателя в разгар психотического срыва, а затем отправляет коляску в море, где, благодаря удаче из-за грязного отлива, колеса застревают, и ребенка спасают до того, как его уносят. далеко у воды. История заканчивается изображением пустой детской коляски, которую поглощает Ирландское море: «Он лежал на [стеганом одеяле] поверх грязи. Прилив закончился, но вернулся. Вода начала наполняться и поглощать одеяло. Они подняли младенца и сопротивляющуюся женщину на мостик. Они оставили коляску в поднимающейся воде.

Полиция находит только одного ребенка, как мы узнаем, в этой дорогой, ценной коляске, несмотря на истории, в которые Алина начала верить, о том, что в ней много призраков. Но, даже если в ней нет привидений в том смысле, в каком ее предлагает история Алины, коляска с ее викторианской эстетикой, непрактичностью и сигнализацией о статусе действительно кажется опасным пережитком, столкновением вещей, которые не синхронизированы: традиционная и быстро меняющаяся Ирландия. , коляска и сотовый телефон, присутствие и жесткость большой, громоздкой коляски наряду с мягкостью крошечного младенца, отчужденная и холодная мать, пренебрежительный и жестокий опекун, безопасность и опасность, младенчество и смертность.

Когда я спросил свою подругу Сару об отношении к детям в Германии, в дополнение к ее представлениям об инфраструктуре и доступности общественных мест, она указала еще на кое-что — может быть трудно отличить отношение к детям от традиционных представлений о том, что женщины и мужчины должны занимать отдельные сферы:

Еще одна вещь, которую кажется важным упомянуть, это то, что или дружелюбия к детям [Германии], особенно в менее городских условиях/более консервативных районах… также сочетается со старомодным сексизмом — когда я увидел ваше письмо, одно из первых слов, которое пришло мне в голову, было « Rabenmutter », что означает «мать-ворон» и является оскорблением, которое до сих пор используется для женщин, которые работают и, таким образом, «позволяют своим детям растить кого-то другого». В школах иногда до сих пор ненормированный рабочий день (один день длиннее другого, дома на обед и так далее), и одна из причин, по которой Германия приняла политику , учитывающую интересы семьи, заключалась в том, что женщины смотрели на препятствия и предпочитали не иметь детей, поэтому рождаемость упала.

 

Почитание материнства, даже восхваление важного дела материнства, приближается к почитанию конкретно женщин и только для материнства и является одновременно ограниченным и ограничивающим. Таким образом, представление о коляске с привидениями или угрозе того, что ребенок отделяется (отталкивается, по словам Л. Н.) от его матери, уязвимой для эксплуатации или вреда со стороны вторгшихся толп, ведьм, психотических нянек, которым угрожают их рабенмуттера использует ту же самую настойчивость в привязке ценности женщин к их статусу матери — настойчивость в том, что женщины либо заслуживают уважения только , несмотря на то, что являются матерями, либо только .0003 потому что быть матерями.

В поисках фотографий и рисунков старинных колясок и детских колясок я наткнулся на кадр из фильма 1925 года Броненосец Потемкин . На изображении изображен плачущий младенец в коляске, спускающийся по каменным ступеням, усеянным мертвыми и ранеными телами. Я еще не видел фильм, но образ был внутренне знаком.

Почитание материнства, даже восхваление важного дела материнства, приближается к почитанию конкретно женщин и только для материнства.

Броненосец «Потемкин » — советский немой фильм 1925 года о мятеже на борту русского корабля и возникшем в результате противостоянии сторонников революции и военных на улицах Одессы. В четвертом акте фильма «Одесские ступени» расстреливают безоружных мирных жителей — пожилых мужчин и женщин, мужчину без ног, затоптанного лежащего в крови ребенка и мать, которая падает на коляску с младенцем. , отправив его вниз по длинным цементным ступеням на верную смерть.

В статье для Salon Эндрю О’Хехир утверждает, что сцена на ступенях оказала глубокое влияние не только потому, что «ужасающая резня, устроенная Эйзенштейном на ступенях набережной Одессы, неоднократно переделывалась, начиная с Брайана Де От «Неприкасаемых» Пальмы до Джорджа Лукаса, от «Звездных войн. вдохновенный пересказ исторических событий, построенный вокруг легко узнаваемых архетипов добра и зла».

Когда мы переехали в Швейцарию, я учился в первом классе. Я никого не знал и не знал французского, поэтому много времени проводил дома в одиночестве за чтением. В те годы мне особенно нравились книги Роальда Даля, думаю, отчасти из-за очень четкого — даже карикатурного — разделения между добрыми и злыми персонажами. Некоторые взрослые в моем мире, как и многие взрослые Даля, были властными и мстительными. Мои родители были любящими и терпеливыми и делали все, что могли, чтобы жизнь в чужой стране превратилась в космополитическое, восхитительное и прекрасное приключение, но монахини в моей швейцарской школе с тем же успехом могли быть карикатурами на швейцарские и католические школьные стереотипы холодных, жестких дисциплина.

Я тихо сидел в последнем ряду, куда меня определили из-за того, что мои оценки по диктанту и каллиграфии были одними из самых низких в классе, я был избавлен от телесных наказаний, которым подвергались некоторые другие ученики (пощечины линейкой, держали головы под холодом). вода — то, во что мне сейчас почти невозможно поверить, действительно произошло). Сочетание чувства бессилия и одиночества, странности, непонимания и негодования по поводу жестокости взрослых сделало такие сцены, как та, в которой Матильда мстит своему жестокому учителю, удовлетворительными, или возможность того, что ведьмы, убивающие детей, бродят среди нас, едва замаскированные, вызывают резонанс.

Киноверсия романа Даля « Ведьмы » вышла в 1990 году. Сколько бы раз я ее ни смотрел, сцена, которую я как-то едва заметила, когда читала книгу, всегда вызывала у меня тошноту. Анжелика Хьюстон в роли Великой Верховной Ведьмы толкает детскую коляску с ребенком внутри со скалы. Возможно, это было потому, что к тому времени у меня был младший брат, и моя мама часто катала его в старомодной коляске, когда мы шли в город, поводок нашего кокер-спаниеля петлял вокруг ручки, и потому, что я знал, насколько нежным был ребенок. , как мягка его голова, сколько заботы требовалось, чтобы сохранить ее в безопасности.

Когда я недавно смотрел эту сцену, я сделал это без звука, потому что Саймон был в другой комнате, и я не мог вынести того, что он слышит крик ребенка, пока Люк, герой рассказа, гоняется за коляской. Даже без звука у меня все волосы на руках встали дыбом, и я, сам того не осознавая, в ужасе зажал рукой рот. Младенец плачет, ведьмы, зажав носы, потому что дети пахнут для них фекалиями, смеются и ликуют от радости, а Люк и мать младенца лихорадочно гоняются за коляской, пока Люк не хватает ее за ручку в самую последнюю секунду. Страх, вызванный этой сценой, настолько первобытен — невозможно не представить, как голова младенца разбивается о камни внизу, в то время как его мать беспомощно наблюдает за своим ребенком.

Когда я рассказал Нику о сцене с детской коляской из фильма «Броненосец Потемкин » как источник вдохновения для множества подобных сцен, сделанных в честь или пародии, он спросил меня, помню ли я сцену с детской коляской из фильма «Охотники за привидениями II» . Сьюзен Сарандон, балансируя двумя коричневыми бумажными пакетами с продуктами и величественной детской коляской на тротуаре Манхэттена, останавливается, чтобы поговорить с прохожим. Пока она останавливается, коляска начинает катиться, а затем, словно управляемая преднамеренным и невидимым маньяком, начинает вилять между людьми и движением, прежде чем она успевает ее схватить. Лицо ребенка такое милое и полное испуганного удивления, что в детстве я не мог смотреть весь фильм. Если бы я не вышел из комнаты в слезах в детстве, я бы увидел, что это также создает императив для охотников за привидениями, чтобы добиться успеха в контексте реальной угрозы (даже если она небрежно передана) для невинных прохожих.

Я также понял, что опасность этих кренящихся колясок гораздо более реальна, поскольку они указывают на что-то универсальное и интуитивное.

В Охотники за привидениями II , Ведьмы , Броненосец Потемкин и «Коляска» младенцы и их коляски функционируют как архетипы невинности. То, что это коляска, а не сам ребенок, брошенный со скал и ступеней, кажется значительным, помимо драматического напряжения, вызванного (пусть и небольшой) возможностью выживания ребенка. Парадоксально, что уязвимость младенцев проистекает как раз из-за того, что предназначено для их безопасности. Как будто защита, структурная устойчивость и статус высокого класса, о которых сигнализирует коляска, не только не способны по-настоящему защитить младенца внутри, но и колеса, жесткие борта, отделение от матери являются основным и потенциально даже непреодолимым риском. Коляска как центральный объект в этих сценах кажется викторианской не только потому, что сама коляска выглядит как в викторианском стиле, но потому, что его жесткая суетливость, кажется, отражает кое-что о культе домашнего уюта и идеализированных представлениях о материнстве и женственности, которые определяли ту эпоху, точно так же, как система путешествий и беговая коляска из углеродного волокна могут рассказать кое-что о нашей собственной.

Даже разглагольствования Л. Н. о символическом значении коляски в духе 21-го века вызывают те же вопросы, которые Броуд задает об изображениях материнства и заботы Мэри Кассат. Подразумевается, что колеса, само удобство толкания ребенка по улицам города сами по себе являются риском. И это — хотя и не обязательно больший риск, чем ребенок, вырвавшийся из рук матери и бросившийся в проезжую часть, или оставшийся дома один, как это было в случае с одной матерью, которой нужна была коляска в 1910 New York Times объявление.

Насколько опасны коляски в реальной жизни? Какова вероятность того, что ребенок получит смертельную травму при езде в таком автомобиле? Я затаил дыхание, пока читал статистику Комиссии по безопасности потребительских товаров (CPCS) о смертях из-за детских колясок. Не имело значения, что в отчете «Травмы, связанные с колясками» неоднократно указывалось, что в период между 1990 и 1999 годами было всего 20 смертей, связанных с колясками; с каждым анекдотичным объяснением падения коляски, когда ее несли по лестнице, или ребенка, запутавшегося в незастегнутых ремнях безопасности, я вспоминал случай, когда я поставил Тею или Саймона в аналогичную ситуацию.

К тому времени, когда я дочитал до половины отчет агентства, моя голова раскалывалась от скрежета зубов. Двадцать смертей за девять лет исчезающе мало , сказал я себе. У моих детей почти нет колясок. Почти все эти младенцы спали, им было меньше шести месяцев, конечно, коляски теперь безопаснее, правила о ремнях более строгие — конечно, это не могло произойти вне экрана, или страницы, или газеты, и в моей собственной инкрустированной золотыми рыбками крошке, не — архетипическая жизнь. Благодаря этой умственной акробатике я поняла, что даже будучи маленькой девочкой, я чувствовала возможность потери в картинах Кассат. На самом деле, осознанность — это то, что всегда удерживало нежность этих картин от сентиментальности. Я также понимал, что опасность этих кренящихся детских колясок гораздо более реальна, поскольку они указывают на что-то универсальное и внутреннее, а не на удобный троп фэнтези или научной фантастики.

__________________________________________

Выдержки из Коляска Аманды Пэрриш Морган. Copyright © 2022. Доступно в Bloomsbury.

Аманда Пэрриш Морган рассказывает о влиянии коляски на материнство в новой книге «Коляска»

пульт дистанционного управления на высоком каблуке в транспортировочный контейнер. Последний наглядный урок, Коляска , созданная писательницей и учителем Амандой Пэрриш Морган, которая исследует иконографию коляски как бастиона современного материнства, как предмет свободы, который позволил ей заниматься бегом, и как символ класса и того, что каким родителем вы хотите быть.

«Всякий раз, когда я кому-нибудь говорил, что пишу книгу о колясках, они говорили: «О, вы пишете о UppaBaby Vista», о чем я даже не знал, пока не написал книгу! ” — говорит Пэрриш Морган. «Происходит очень инстаграмное материнство в платье из прерии, которое кажется близким родственником разговоров о самых настоящих радостях ухода за маленькими детьми. Это тонкая грань между разговорами о материнстве как о работе, которая имеет ценность и имеет смысл, но это не единственная работа, которая является ценной и значимой».

Шондаланд поговорила с Пэрриш Морган о тонкостях материнства, значении коляски, отношении западного общества к мамам и о том, что она узнала в процессе написания своей книги.

---

СКАРЛЕТТ ХАРРИС: В серии «Наглядные уроки» часто есть личное повествование автора, проходящего через то, что якобы является книгой об определенном культурном объекте. Итак, можете ли вы рассказать нам о том, как коляска повлияла на вашу жизнь, очевидно, как на маму, но также и как на бегуна? Как коляска пересеклась с этими двумя частями вашей личности?

АМАНДА ПАРРИШ МОРГАН: Для меня бег — это хобби. Я, конечно, не бегун профессионального уровня, но это то, что действительно важно для меня. Я начал замечать женщин [в моем районе], у которых были маленькие дети, которые сжимали бег в эти странные карманы времени, включая подругу, которую я встретил через беговой клуб, у которой были дети за несколько лет до меня. Внезапно она начала двигаться намного быстрее, чем раньше, и я была взволнована, увидев, что она добилась таких успехов, потому что она трудолюбивая [бегунья], но это также было удивительно, потому что у меня были свои предвзятые представления [что материнство означало бы отказаться от бега].

Я видел в этой женщине образец того, кто смог привнести соревновательный бег в свою жизнь с детьми. Это не обязательно означает уход от этой отдушины, которая всегда была действительно большой частью моей личности. Бег как мать маленьких детей ощущался как этот защитный [механизм]: я должен держаться за это. Если бы я мог продолжать бегать так, чтобы это соответствовало моим соревновательным целям… мне казалось, что это способ сохранить то, кем я был до того, как у меня появились дети. Я ухватилась за идею, что если бы у меня была беговая коляска [как у женщин, которых я видел], можно было бы немного потренироваться, пока я буду основным присмотром за своими детьми.

Посмотреть полную публикацию в Instagram

SH: Я думал, что коляска дала бы опекунам больше свободы, чтобы гулять со своими детьми, а не ограничиваться домом — и в определенной степени это правда, как и было случай с вашим бегом — но не могли бы вы немного рассказать о том, как коляска стала барьером, как физически в ней, будучи целым испытанием, чтобы пристегнуть детей в нее и вынести из дома, так и с точки зрения класса и замечают, что у него «правильная» коляска?

APM: Это был первый парадокс или дихотомия, о которой я подумал в книге: возвращаясь к бегу, с коляской бежать было буквально медленнее и труднее, но это также сделало меня более быстрым бегуном. И это казалось подходящей метафорой материнства! Что касается класса, всякий раз, когда я говорил кому-нибудь, что пишу книгу о колясках, они говорили: «О, ты пишешь о UppaBaby Vista?», о чем я даже не знал, пока не написал книгу. книга!

Я увидел, как подруга сказала в социальных сетях, что больше не может проводить исследования, [и она хотела], чтобы кто-нибудь сказал ей, какое автокресло купить. И я подумал: «Кого это волнует?» Не покупайте сломанный, но все они соответствуют требованиям безопасности, и все они будут в порядке! Чем больше я думал об этом, тем больше это начинало ощущаться как метафора свободы и стеснения для родителей, которые также превращались в свободу или стеснение для ребенка: в коляске ребенок может видеть мир и ходить куда-то, но они также безопасно и контролируется родителем.

SH: Вы писали о коляске за 800 долларов — или, как вы узнали, ближе к коляске за 1500 долларов! — в богатых кварталах Манхэттена, когда вы там жили, как товар в том, что вы называете «потреблением заботы». Я не мог не думать о своего рода «женственности-боссификации» материнства и восхождении момфлюенсера. Как вы думаете, коляска стала неким оплотом этой субкультуры материнства?

APM: Коляска видна так, как многие другие покупки не видны. Живя в пешеходных районах, когда я забирала своих детей из детского сада, вместо того, чтобы смотреть на машины людей, статусным предметом была коляска. И часто это сопровождалось другими типами родительских решений, такими как грудное вскармливание или смесь. Это была самая заметная покупка, отражающая ваши ценности, политику и этику. В какой-то степени это антиутопия!

Посмотреть полную публикацию в Instagram

SH: Когда-то ношение детей в переносках и накидках ассоциировалось с незападными культурами, и считалось, что коляска освобождает воспитателей от ношения ребенка на вас, но мы видели, как это качается вернуться к стилю воспитания привязанности, когда коляска воспринимается как негатив, потому что вы отталкиваете ребенка от себя. Не могли бы вы немного рассказать об этом?

APM: Хочу ли я положить своего ребенка в переноску, потому что я на самом деле думаю, что ребенок в ней счастливее, или потому, что я выгляжу как родитель [определенного] типа? Мне было не очень удобно носить детей в переноске [поэтому я перешла на коляску]. Массовая философия, которую, по мнению многих людей, нужно либо принять, либо отвергнуть, была для меня одной из самых странных вещей в становлении родителем. У меня был друг, который сказал мне: «У нас мягкое воспитание», но я никогда не слышал об этом. Конечно, я стараюсь быть нежным со своими детьми, но я понял, что существует целая философия, связанная с догмой точно так же, как и с воспитанием привязанности.

Интересно, это такое же новое явление, как момфлюэнсер? Наличие термина, который должен был заключать в себе весь набор убеждений, кажется недавним явлением или, возможно, чем-то, что интернет-культура упростила для визуальной идентификации и утверждения.

Коляска (наглядные уроки)

Коляска (наглядные уроки)

14 долларов на Amazon

SH: Был ужасная история несколько лет назад о матери в Нью-Йорке, которая упала и умерла, пытаясь спустить свою коляску по ступенькам метро, ​​о чем я регулярно думаю. Почему американские города в частности и западные города в целом не более доступны для родителей с колясками и других пользователей средств передвижения?

APM: У меня есть много быстрых ответов, например, потому что Америка ненавидит матерей, а Америка ненавидит женщин, и, честно говоря, в этих заявлениях есть доля правды. Но есть вопросы градостроительства, которые не столь бойки. Я не первый, кто говорит это, и я не хочу приписывать себе это, но потери, которые [матери] испытали с точки зрения карьерного роста и финансовых возможностей, когда школы были закрыты так долго, не принимались во внимание. как «Ну, это были просто мамы». Мы видим, как люди борются с колясками или люди борются со средствами передвижения, и [ответ]: «Ну, это только мамы» или «Это только люди с ограниченными возможностями» — слои населения, которые не являются приоритетными. Он чувствует себя представителем более крупных культурных моделей.

SH: Что касается этой темы, каково это, когда эта книга выходит в разгар кризиса репродуктивных прав и раннего детства?

APM: Быть мамой — такая замечательная и важная часть моей жизни, но мне кажется важным попытаться объяснить, что я пытаюсь писать о материнстве, потому что я считаю, что к этому следует относиться серьезно. Мы рискуем прославить материнство по сравнению с другими путями, которые могут выбрать женщины, и сгладить это различие в то время, когда в Соединенных Штатах происходит массовое сокращение репродуктивных прав. Сейчас я работаю над другой книгой о кризисе заботы.